Есть у меня замечательное хранилище воспоминаний. Но вот попасть туда совсем непросто, нужно, чтобы случилось что-то такое, особенное. Например, неожиданная встреча через много лет с тем, о ком ты всегда помнил, единственное, пожелтевшее от времени письмо, содержание которого, по известным только тебе причинам, помнишь наизусть, или уцелевшая страничка из удивительного школьного «дневника наблюдений»…
Знала бы тогда Люда, что за ней внимательно наблюдают, да ещё и записывают эти наблюдения! Она бы наверняка обиделась, а, увидев на «своей» страничке записанное печатными буквами главное, определяющее слово «врушка», прилюдно призвала бы меня к ответу, и была бы права...
Но мой дневник хранился в надёжном месте, в красивой металлической коробке из-под шоколада, да так, что даже мой вездесущий вредный братик, с его сверлящим взглядом и собачьим чутьём на всё, «что плохо лежит», не смог его найти.
Вообще-то, мне очень хотелось верить Людкиным рассказам о невероятных приключениях, происходивших в их доме, где они проживали тогда втроём: Люда, моя одноклассница, её мама – учитель словесности и старшая сестра – гордость нашей школы, отличница и первая среди первых красавиц-старшеклассниц…
Люда всегда умела выбрать момент, чтобы поведать свою историю именно тогда, когда всем становилось невыносимо скучно. Она рассказывала неторопливо, с серьёзным выражением лица, не отвлекаясь на реплики и комментарии одноклассников. Иногда только лёгкая тень улыбки появлялась на её красиво очерченных губах, когда все, собравшиеся послушать очередную весёлую историю, дружно хохотали над проказами её замечательного кота или удивлялись замысловатым «перлам», живущего в клетке, говорящего попугая.
Ну, если все повадки и проделки котов мне были знакомы не понаслышке, и удивить меня рассказами о них было практически невозможно, то представить себе попугая, летающего по квартире и орущего во всё горло «Людка, дур-ра, чисть клетку!»... его хотелось увидеть и услышать просто непременно и обязательно…
Но для этого нужно было, как минимум, хотя бы приблизиться к дому, где этот говорящий «попка» обитал. А это было задачей непростой, ведь мы с Людой не были близкими подружками и жили в противоположных районах от школы.
Но однажды мне всё-таки удалось увязаться за Людой, под каким-то очень важным предлогом, кажется, нам надо было выпустить вместе стенгазету, и ей ничего другого не оставалось, как пригласить меня в дом.
Это был невысокий, аккуратный кирпичный домик с летней кухней и небольшим двориком, посередине которого возвышалось старое раскидистое дерево. Наверное, именно туда забирался в страшном испуге Людкин кот, когда выпущенный из клетки попугай летал из комнаты в комнату и истошно орал: «Людка!!! Кот!!!»
Попугай оказался маленьким голубым неразлучником, который вообще не собирался демонстрировать мне свои незаурядные лингвистические способности. Но я, если честно, не очень сильно расстроилась, в тот момент мне показалось гораздо более важным то, что у Люды есть замечательная старшая сестра, такая сестра… Вот мне бы такую сестру…
Своим обликом она напоминала мне Ольгу, старшую сестру Женьки, из зачитанной до дыр повести Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». А Людка… да она же живая Женька, с весёлыми веснушками на красивом носике и непослушной чёлкой на лбу…
Они и общались между собой так же сдержанно и предупредительно, и обе относились с каким-то особым почтением к своему отцу, корреспонденту районной газеты, фотография которого висела на самом видном месте гостиной…
Мы, как-то быстро обсудили что-то главное по поводу стенгазеты, попили чаю, который любезно приготовила нам сестра Люды, и я ушла домой.
По дороге домой я совсем недолго думала о том, почему Люда придумывала свои истории про говорящего попугая… Я только вспоминала её замечательную сестру, их удивительный дом, просто шла и улыбалась, почти не замечая слегка недоумённых взглядов прохожих.
Ближе к вечеру, когда солнце уже склонилось к закату, и мой брат ушёл с друзьями играть в футбол, я достала коробку из-под шоколада и вытащила оттуда свой «дневник наблюдений». Жирно зачеркнув чернильной авторучкой слово «врушка», аккуратно написала поверх слово - «фантазёрка», потом, немного подумав, добавила ещё пару фраз, своих свежих впечатлений… о её сестре, умнице и красавице… и о её замечательном отце, который трагически погиб, исполняя свой профессиональный долг.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
